Убить слово

[ArcМодератор]

К мемориальному комплексу «Героям небесной сотни» очередь установилась с четырёх часов, а люди всё приходили и приходили. Осеннее утро хмурило брови серыми тучами, и было явно недовольно столь ранним пробуждением. Но это никого не волновало, шли по двое, по трое, пристраивались там, где было свободное место. Осень есть осень, она встречает людей сыростью, изморозью и ветрами. В такую погоду многие начинают ценить домашний уют, сидят в кресле под тёплым пледом, и не вылезают из дома. Так было раньше, теперь всё по-другому.

Мальчик стоял в конце очереди и слушал о чём говорили двое мужчин между собой громко, во весь голос, совершенно не обращая внимания на окружающих. Он дул тёплым воздухом на свои озябшие пальцы, притоптывал на месте и с любопытством разглядывал грязную одежду соседей, стоявших рядом. Особенно его привлекла каска одного из них, на которой была надпись: «Слава Украине!» и рисунок человека с дыркой во лбу.

— О смотри, паренёк. Ты откуда такой взялся? – спросил человек за его спиной.
— Неоткуда, это моё место. Я здесь стою с самого утра, — ответил мальчик.
— Сопливый ещё здесь стаять. Лучше иди домой делать уроки, совсем от рук отбился. И куда родители смотрят?
— Кончай приставать к парню, — вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
— А я что, я ничего, хороший мальчик, — пошёл на попятную задний, делая вид, что достаёт сигареты из кармана куртки.
— Этот малец знает толк в книгах, — сказал заступник, позывной Бродяга. – Тебя как звать?
— Влад.
— Наш человек. Он бросит томик Достоевского в костёр и глазом не моргнёт. Правда Влад?
— Правда.

Весёлый смех пошёл по шеренге людей сопровождаемый шутками и бодрящими кричалками.

Впереди огромная баба в сером плаще и в резиновых сапогах катила тяжёлую тележку по неровной брусчатке, набитую термосом, разными баночками и горячительными напитками. Она шла медленно, тяжело, выкрикивая по дороге: «Кому кофе! Кому чай! Кому чего покрепче!» Женщины брали чай, мужчины, в основном, чего покрепче. То, что покрепче, было отвратительно на вкус, но потребляемо. Алкоголь давно стал не по карману многим стоящим в очереди, но согреть желудок было необходимо, да и для тонуса суррогат и разное пойло вполне подходило.

Влад устремил взгляд туда, где очередь пропадала за высокими колоннами мемориального комплекса. Въедливо и горько пахло костром, оттуда шёл дым, украшенный языками пламени и яркими вспышками горящей бумаги.

— Скажите, вы получили приглашение на сожжение? – спросил Влад.
— Да, мне пришла праздничная открытка с подписью самого губернатора, — ответил Бродяга.
— Губернатор поощряет такое?
— Да, он лично составлял список писателей, подлежащих забвению. В этом он видит своё предназначение.
— Многим книгам двести, а то и триста лет. Все в хорошем переплёте.
— Вот именно, поэтому, они кажутся поддельными, ненастоящими. Старые книги писались на пергаменте, а эти испачканы типографской краской.
— А как же знания, ведь книги…
— Все эти книги, вся эта макулатура – брехня, — перебил его Бродяга. — Вот скажи, какой сейчас год?
— Две тысячи тридцатый.
— Так говорят, все говорят. Брешут. А почему не трёхтысячный год, или четырёхтысячный. Ответь, почему? Не ответишь. Вся эта катавасия идёт долго. Тысячи лет мы истребляем друг друга в надежде найти ответ. А нет, не получается…

Разговор прервал глашатай: «Минутой молчания почтим память Героев Небесной Сотни…». Все остановились, изобразили скорбные лица, приосанились и пошли дальше, в глубь, по холодным камням мостовой.

— Скоро подойдём к книгам?
— Да, ещё немного и будем у цели. Они везли их на больших повозках, огородили всё бархатной лентой, всё честь по чести, чтобы люди не подходили близко к костру. И запомни Влад, вырывать листы из книг нельзя, за этим секут три полицая. Вон видишь, смотрят в бинокль, — это агенты правды, у них широкие полномочия и власть. Они могут посадить в кутузку, и надолго, если найдут хоть один клочок бумаги неодобренный министерством радости и спокойствия.
— Ладно, я всё понял.

Солнце поднималось всё выше, размазывая дневной свет по лицам скорбящих, выставляя на показ уродующие лицо шрамы и глубокие морщины. Потеплело, мужчины сбросили с себя тёплые куртки, а женщины оголили худые плечи, выставляя на показ своё тело, рано повзрослевшее и постаревшее.

— А зачем мы здесь собрались? – спросил, подумав, Влад. – Зачем мы должны бросать книги в огонь?
— Как тебе объяснить? – Бродяга растерянно улыбнулся, протянул руку к карману, в котором лежали сигареты, достал одну, прикурил. – Мне кажется, всё дело в прошлом. Мы научились ненавидеть прошлое и всё, что с ним связано. Как мы дошли до такого состояния? Я не знаю. Города – груды развалин, дороги – сплошные ямы, поля – огромные свалки радиоактивного хлама, вода превратилась в жёлтые помой. Да и вся наша жизнь, сплошное дерьмо. Разве это не подлость, скажи Влад?
— Да, конечно.
— Вот видишь, человек ненавидит всё, что поломало ему жизнь, изуродовало его. Так он устроен. Глупо всё это, но по-другому он не может.
— Почему мы должны ненавидеть, даже хорошее?
— Миром всегда управляли идиоты. Новые хозяева дали надежду, вот и стоим здесь, с самого утра, стучим зубами, ждём паёк с сахаром и гречкой, радуемся, если попадает сгущёнка. А наши праздники…

Влад старался вспомнить праздники, в которых принимал участие. Вспомнил, как били витрины магазинов, аккуратно помеченные крестиком, шествия с факелами, горящие автомобили. Ловили батанов, забирали у них книги и палили на площади.

— … Помнишь, как громили центральный универмаг? Моему другу досталась кувалда, которой он снёс железные двери и стеклянную витрину. Я в то время был на заводе «Антонов», он пытался выпускать самолёты и прочую лабуду… Ох и здорово мы тогда покуражились, нашли цистерну с авиационным топливом и устроили грандиозный фейерверк. Пламя било аж до неба… Здорово, душа радовалась.

— Да, помню, — пробубнил Влад и потёр озябшие руки.

Стрелки часов приближались к двенадцати, запах становился всё более горьким и удушливым. Многие падали в обморок, но их быстро приводили в порядок волонтёрские бригады из С14. Немного нашатыря, валидола, для надёжности пинок под зад и очередь уплотнялась.

— Скажите, прошлое больше не вернётся никогда? – поинтересовался Влад.
— Оно ушло вместе с Януковичем. Такое прошлое мне не нужно!
— А мне нужно. Я был бы не прочь, чтобы оно вернулось. Были и в нём и хорошие моменты… – сказал один из очереди.
— Зачем зря болтать, — прервал его Бродяга. – Пустое это, и не нужное.
— Почему, — упорствовал другой. – Вот увидите, придёт башковитый человек и наведёт порядок. Попомните мои слова. Он будет с чистой душой и светлыми мыслями. И мы, как послушные овцы, последуем за ним в царство процветания и благополучия.
— Не будет этого!
— А я говорю, появится. Зачем упорствовать, придёт человек мысль которого лежит к красивому. Он вернёт нас к жизни и даст надежду.
— Завтра будет война, опять россияне двоих наших завалили. Нужно задать им хорошую взбучку, танками и артиллерией. А то совсем обнаглели, — вступил в разговор мужчина, что стоял рядом.
— Зачем так говорить, всё обойдётся…

Наконец они вошли в святую святых, огромную мраморную залу с выгравированными фамилиям расстрелянных на площади людей во время революции достоинства. Огромная печь напоминала пасть огненного чудовища, пожирающего пламенем плоть человеческого гения. Бродяга и все остальные взяли по книге, продвигались дальше, изготовившись, предвкушая праздничное действие. Сердце Влада стучало, как сумасшедшее, разгоняя жар по всему телу, до самых пят.

— Малыш, пришла твоя очередь, не зевай, — радостно подмигнул Бродяга.

Отряд национальной гвардии, закованный в латы, стоял поодаль и наблюдал за движением. Он напоминал бронированную черепаху, мирно дремавшую в углу. Гвардейцы должны были следили за порядком и предотвращать мелкие правонарушения, но их это мало волновало. Одни стояли, облокотившись на щит, другие дремали внутри зала.

Влад стоял перед бушующим пламенем и смотрел на огонь. Пламя его завораживало, гипнотизировало, влекло к себе, но какая-то внутренняя сила держала его руку и не позволяла выполнить задуманное.

— Ну, кидай, — шептал Бродяга.
— Я не могу.
— Влад, не валяй дурака, кидай, полиция на тебя смотрит.
— Так нельзя.
— Дай, я за тебя брошу.

Книга вспыхнула, как взорвавшаяся сверхновая, и рассыпалась в пепел.

— Так нельзя, — повторил он.
— Иди уже, полиция…. – Бродяга толкнул Влада в сторону выхода.

— Внимание! – раздался громкий голос.

Очередь притихла, глаза были обращены к динамику.

— Слушайте объявление, — продолжил голос. – Всего осталось пятьсот книг, мы передаём их жителям города для уничтожения…

Толпа с криком, с диким рычанием голодного зверя бросилась к последнему лотку, опрокинула его, стала рвать, царапать, жрать оставшиеся страницы… Полицейские первые покинули здание унося ноги. Влад, поддавшись движению толпы успел схватить первый попавшийся лист и спрятать во внутренний карман куртки. В следующую секунду здоровенный детина толкнул его на пол. Пинками и проклятьями его катили к самому выходу, оставляя на теле синяки и ссадины.

Оказавшись на улице, он прижал к груди столь ценное приобретение и побежал прочь от этого безумия. Дома он получи взбучку от отца, а мать треснула его полотенцем.

— Где ты шлялся, оборванец. Мать вся на нервах, я весь на нервах… Погоди, утром я тебе всыплю, — гремел голос отца на всю кухню.
— Ложись спать, — негромко сказала мать. – Утром поговорим.

Прошло пол часа, все уснули. Влад успокоился, кругом царила тишина. Он аккуратно развернул листок бумаги и прочитал написанное.

«Там, где сжигают книги, будут сжигать и людей…». (Генрих Гейне 1820 год)

Странная непонятная тревога охватила его. Он не хотел думать, но страшные мысли, ползли в голову, заставляя искать ответ на один и тот же вопрос: Что будет с нами через…?

[Автор]

Сообщения